Готовое эссе на тему «Труд души человека как сохранение исторической памяти рода в романах В. Шарова»
Труд как деятельность человека занимает особое место в структуре любого социума, будь то общество XVIII, XIX века или современное общество XXI века. Труд наряду со здоровьем, семьей входит в число главных социальных и ценностных приоритетов человека. Труд неразрывно связан с историей и традициями того или иного государства, что позволяет последнему определять сущностно-необходимые жизненные приоритеты: социальную и экономическую структуры, механизмы власти, ценностную шкалу. «Труд выступает как универсальная категория, охватывающая все стороны сугубо человеческой деятельности, являясь фактором самосозидания личности. Поэтому философское осмысление процесса труда и включение его в систему антропосоциального происхождения и существования человека позволяет рассматривать его не только как предметную деятельность, отождествленную с вещественностью, но и как процесс творения субъектом своей социальной и индивидуальной субъектности». Труд как философская и этическая категория восприняты человеком в нескольких аспектах. В различного рода философских словарях первый аспект отношения человека к труду связывается с преобразованием им природы посредством труда. Об этом писали К. Маркс и Ф. Энгельс. С другой стороны, труд – это и целесообразная деятельность, и предмет труда, и средства труда, и результат. С третьей стороны, труд – исторический процесс. Философский аспект категории «труд» впервые выявил Г. В. Ф. Гегель, рассмотрев его как предметную деятельность сознания. Труд выступает условием самосовершенствования человека на протяжении всей его жизнедеятельности, т. е. по Гегелю, трудовая деятельность связана с умственными, интеллектуальными процессами в сознании человека, это не столько грубое физическое усилие, сколько сознательный «мозговой штурм», позволяющий индивиду саморазвиваться. Особенно важна в этом отношении незавершенная работа «Система нравственности» (1802 – 1803). Здесь Гегель говорит о труде как о сфере совпадения противоположностей, тождества субъекта и объекта, в работе философ выдвигает нравственное содержание труда, «реальную разумность труда», «...целокупность труда есть совершенная индивидуальность и тем самым равенство противоположений, в котором отношение полагается и снимается, происходит во времени, являя все мгновения, и, согласно сказанному выше, обращается в противоположное; всеобщее взаимодействие и образование людей; их абсолютное равенство находится здесь также во внутреннем...».В дальнейшем философия приходит к мысли о труде как ежедневной потребности человека ради самого труда, в этом случае человек переходит на новую ступень развития. Разделение труда на физический и умственный обусловлено сознательным выбором цели и программы своей индивидуальной деятельности, который делает сам человек. В марксистско-ленинской философии разделение труда на физический и умственный непосредственно связывалось с расслоением общества на классы, отчасти это верно и закономерно, но в дальнейшем развитии производительных сил общества высоко квалифицированный физический труд связан и с умственной деятельностью, что сближает две разновидности труда и позволяет индивиду гордиться своим трудом.
В более поздней философии второй половины ХХ века понятие труда разрастается и получает новую смысловую направленность. Так, немецкий философ, специалист по политической философии, ученица К. Ясперса, Ханна Арендт считала, что активность человеческой жизни зависит от четырех категорий, входящих в понятие труд. Во-первых, труд и работа; во-вторых, создание и изготовление; втретьих, поступок и действие и, в-четвертых, мышление, чистое теоретизирование, через слово воплощающееся в художественном произведении. В подобном членении можно заметить широту понимания человеческой жизни и человеческой деятельности. Например, Арендт разграничивает мысль и познание. «Мысль, составляющая для художественного творения внеположенный ему источник, проявляется непосредственно во всякой великой философии, тогда как познание, добывающее знание, собирающее и упорядочивающее все познанное, оседает в науках. Познание преследует всегда определенную цель, с достижением цели процесс познания приходит к концу. Напротив, мысль не имеет ни цели, ни назначения вне самой себя, от нее нельзя дожидаться результатов». Но при всем различии и мысль, и познание есть разновидности интеллектуального труда, в результате которого создается некий духовный продукт, потребляемый наукой, историей, обществом. В этом смысле особой разновидностью умственного труда может быть труд сознания индивида, труд памяти, души по восстановлению исторической истины, преемственности, связи поколений. Труд как исторический процесс, т. е. категория, развивающаяся в истории-времени, преобразует не только природу и человека, но и историю. Процесс формирования истории, собирания ее фактов, событий, очевидцев, исторического архива также может быть воспринят в качестве интеллектуально-духовного труда. Об этом писал другой философ и историк второй половины ХХ века Л. Февр в статье «Труд: эволюция слова и понятия». Являясь основателем (наряду с М. Блоком) журнала «Анналы», Февр предлагал пересмотреть методологические подходы к изучению истории и рассматривать не только документы, но многообразный контекст: свидетельства, мемуары, торговые счета, экономические, политические, религиозные факторы, заметки и записки очевидцев. Труд в этом смысле становится элементом контекста, частью исторической жизни. В статье Февр исследовал этимологию слова труд в разных языках, отмечая семантику «мучение, унижение, забота», и исторически процесс труда связан только с тяжелейшим физическим трудом. Но уже в XIX веке Февр отмечает существенные изменения, большое значение приобретает труд интеллектуальный, душевный, труд писателя, артиста, ученого, художника. Историк в этом ряду занимает не последнее место. Его функция состоит в фиксации, собирании, объяснении элементов и фрагментов истории, его задача написать «благостную историю труда».
Являясь последователем учения Н. Федорова, повествователь предполагает воскресить своего отца (Лазаря), восстановить жизнь отца с помощью текстов, хранящих свидетельства о его жизни. Но это намеренье корректируется после знакомства повествователя с архивом своего отца, его письмами, неопубликованными художественными текстами и неоконченными набросками, материалами к истории генетики в России, над которой отец работал в 1972 году и куда отдельными конспектами входят рукописи толстовца Халюпина. Кроме того, в саквояже сестры отца, тетки Галины, повествователь обнаруживает письма Николая и Федора Кульбарсовых, письма Кати и Наты Колпиных, Нины Лемниковой, дневник Коли, рукопись книги Давида Моршанского и конспекты статей Серегина. Эти люди прожили свои жизни не так, как хотели, поэтому тексты, оставшиеся от них, необходимо воспринимать как воплощение их планов и мыслей, как воплощение возможной жизни. Читая чужие тексты, идя по их следам, повествователь не только выстраивает возможную историю идей в России ХХ века (от утопических проектов Федорова, Толстого до практических опытов большевиков, попытавшихся без теистического руководства построить Царство Небесное на земле), но и восстанавливает память о людях, возвращает им жизнь. Это касается найденных философских работ приват-доцента Серегина, без следа сгинувшего в лагерях Колымы, найденной рукописи книги Давида Моршанского, в 58 главах которой он воскрешает судьбы многих исчезнувших людей, найденного трактата мичуринца и толстовца Хаюпина, селекционировавшего райское древо познания добра и зла. Так в романе моделируется сюжет о безграничных возможностях душевной и духовной работы по возвращению памяти как непременного элемента человеческого бессмертия.
Итак, отмечу, что В. Шаров вводит в романы постмодернистский дискурс восприятия реальности и истории как незавершенного текста, предполагающего множественную интерпретацию. Чтение и восприятие текстов дает толчок индивидуальной душевной работе индивида, который обнаруживает скрытые тексты-следы, чтобы вернуть образы безвозвратно потерянных людей и их судьбы. Как указывает сам писатель в интервью: «В рамках рода идет наследование – и удач, и неудач, и какогото опыта жизненного. Это внутренний диалог, некая вертикальная жизнь. Она очень ярко была выражена в свое время у дворянства, которое знало всех своих предков. они знали, что на них жизнь не кончается, они оставят детей, племянников, род будет длиться, и они соединяли времена и пронизывали, для них история была живая. Никто из них не прожил жизнь так, как хотел, но это была история конкретных людей. Жизнь в роде была одной из самых основных составляющих отношения человека к этому миру». История ХХ века уничтожила целые роды, судьбы, следы о людях. Шаров в своих произведенях пытается смоделировать возможные нарративы исчезнувших жизней и сознаний. Поэтому герои романов трудятся, обнаруживая тексты и записки, читают и воскрешают, восстанавливают уничтоженные слова. Столкновение в индивидуальном сознании множественных точек зрения на мир, на целесообразность и способы сохранения прошлого, обнаруженные в документах, позволяет прийти к пониманию, что процесс воскрешения имени человека, его жизни и места в истории связан с бесконечным духовным процессом обретения памяти о прошлом («история, по моему мнению, движется духовными импульсами»). В этом смысле авторский постмодернистский скепсис размыкается в романах в сюжет воскрешения слова, судьбы, имени. Так, по мнению писателя, появляется субъективный комментарий к обширному документально-историческому нарративу, обнаруживающему глубинную народную духовную историю.
